Глава САП Александр Клименко: «Никто не хочет бороться с политической коррупцией»

Расследование топ-коррупции в судебной системе, связанное с недавним разоблачением председателя Верховного суда Всеволода Князева продолжается. Почти еженедельно появляются новые сообщения о задержании или предъявлении обвинений топ-чиновникам. Но за последние 10 лет, в течение которых в Украине работают новые и независимые антикоррупционные органы: НАБУ, БЭБ, ДБР, НАПК и САП, ни одного реального срока никто из ТОПов не получил. О причинах такой ситуации и ходе расследуемых сегодня дел, издание ZN.UA спросило у главы Специальной антикоррупционной прокуратуры Александра Клименко.

Когда антикорблок подкрепит расследование журналистов о коррупции в министерстве обороны? Что с подозрением эксгенпрокурорке Ирине Венедиктовой? Сядут ли Борис Кауфман и Александр Грановский и Геннадий Труханов и дальше будет руководить Одессой? Имеет ли перспективу дело экс-замглавы ОПУ Кирилла Тимошенко и его бизнес-партнеров Юрия Голика и Валентина Резниченко? Хватит ли сил антикорблока побороть коррупцию без реального реформирования правоохранительной системы, в которой не заинтересованы власти? Как сделать независимой САП и на кого внутри страны, кроме общественности и международных партнеров, опираться на антикорблок?

— Александр, еще до публикации в нашем издании истории с «золотыми яйцами» Национальное антикоррупционное бюро занималось схемами закупок у Минобороны. Когда ждать первых результатов расследования?

— Сложно прогнозировать, поскольку мы имеем дело с огромным объемом информации. По каждой поставке продуктов нужно поднять документацию, высчитать ее количество и уже после этого установить ее стоимость и сосчитать общую сумму убытков. Но производство очень активно. Он находится на контроле и у руководства Специализированной антикоррупционной прокуратуры, и у руководства НАБУ.

— Так, может быть, нужно усилить дело детективами и прокурорами? Потому что есть большой диссонанс, когда залы разных форумов с аплодисментами встречают министра обороны Алексея Резникова, в то время как детективы расследуют коррупциогенность закупок МО по 409 позициям. Не мои, кстати, цифры — главного детектива НАБУ Андрея Калужинского.

— Но ведь есть презумпция невиновности. Мы должны собрать надлежащие доказательства, подтвердить, было ли преступление, а после этого говорить. Хотя в любом случае мы всегда будем отставать от тех, кто совершает преступления. Совершить преступление гораздо проще, чем потом все собрать и доказать.

— Поэтому в основе антикорблока — Национальное агентство по предотвращению коррупции. У нас был большой массив информации о том, как Минобороны предотвращает коррупцию, о чем, собственно, мы говорили в интервью с главой НАПК Александром Новиковым. Все аудиторские и антикоррупционные управления в МО господин Резников вместе со своим заместителем по финансам Ростиславом Замлинским и советником Андреем Мирошниченко, родом из «Больницы больницы будущего», зачистил от чужестранцев. Минобороны с выходом в отставку Вячеслава Шаповала и Богдана Хмельницкого не освободилось от коррупции и продолжает наносить ущерб нашей армии.

— К сожалению, в Министерстве обороны постоянно создаются разные схемы, которые применяются для того, чтобы заработать. Примеров достаточно. Из запомнившихся: когда компания предлагает большой перечень поставляемых продуктов питания, то у нее есть цена как намного выше рыночной на наиболее ходовые продукты, как картофель или морковь, так и гораздо ниже рыночной на те продукты. , что до солдат на практике не доходят И если взять среднюю цену, получится адекватный процент, что продуктовый набор будет стоить такую-то примерно сумму. Но затем начинаются чудеса: компания выигрывает тендер благодаря предложенной низкой цене, а фактически поставляет только самые дорогие продукты. А самые дешевые, какие у нее были в каталоге, – нет.

У нас большое количество производств по этому министерству. закупки оружия, средств защиты, контракты на ремонты. Но все же не всегда завышенная цена свидетельствует о коррупции, потому что в некоторых случаях, когда осуществлялась закупка оружия и боеприпасов, по более низкой цене в Украине их просто не продавали. Причин может быть масса. В начале войны оружие вообще боялись поставлять Украине, поэтому его перекупали у посредников. Плюс не исключены случаи, когда в этот рынок вмешивается Россия и преднамеренно поднимает цену или перекупает контракты Украины.

— Отфильтровываете?

— Да, и это такой чувствительный процесс. Но планируем, что до конца года будет результат.

— Расследуете ли дела по просроченной дебиторской задолженности МО? Те 8,9 миллиарда гривен, о которых заявило министерство, это не все. В ответе на запрос Центра противодействия коррупции Минфин подтвердил 36(!) миллиардов гривен дебиторской задолженности Минобороны.

— Я не могу сказать, есть ли у нас информация о всех подобных поставщиках МО, но по части идут живые расследования. Где подтверждаются факты, что были уплачены средства, — 100% предоплаты, а оружие не было поставлено.

– И это могла быть схема Минобороны?

– Да. Поэтому сейчас мы устанавливаем, почему именно с этими компаниями были заключены контракты, почему была произведена стопроцентная предоплата и есть ли коррупционная составляющая и злоупотребления. Или это, возможно, не исключение и это такие хозяйственные отношения. Часто бывает, что сторона не выполнила контрактов, и уже МО в рамках других процессов обращается о взыскании уплаченных средств. В некоторых случаях есть реальные компании, действительно осуществляющие реализацию оружия или боеприпасов или даже производителей, но они в силу объективных причин не выполнили контракт. Разбираемся.

— Дело эксгенпрокурорки Ирины Венедиктовой. В декабре в интервью нашему изданию главный детектив НАБУ Андрей Калужинский подтвердил, что агентство продолжает расследование по факту вмешательства в деятельность прокурора, что могло помешать вручению подозрения судьям ликвидированного Окружного административного суда Киева по пленкам руководителя суда Павла Вовка. Прошло полгода, насколько продвинулось расследование и реально ли подозрение?

— У этих производств нет перспективы. И они не отнесены к подследственности НАБУ.

— Почему? Калужинский говорил, что все материалы вернулись в НАБУ. Где и почему сейчас эти дела? Кто принимал решение? Прошу здесь подробно изложить позицию САП.

— Да, действительно, мы истребовали из других органов все уголовные производства по указанному факту, одно дело, если не ошибаюсь, из Службы безопасности, а другое из Государственного бюро расследований. Третье находилось в производстве детективов НАБУ. По результатам их изучения было установлено, что по части эпизодов истек срок давности привлечения к уголовной ответственности, поскольку деяния, предусмотренные статьей 343 Уголовного кодекса Украины (вмешательство в деятельность работника правоохранительного органа), не являются преступлением, а лишь проступком. Срок давности привлечения к уголовной ответственности за совершение проступка составляет всего два года, в некоторых случаях — три. А уголовные производства касались событий, произошедших летом 2020 года. Единственным «живым» в этих уголовных производствах был эпизод по факту осуществления несанкционированной записи разговора прокуроров Офиса генерального прокурора в одном из ресторанов города Киева. Такие действия преступления и квалифицируются по статье 359 УК Украины.

Но, по моему мнению, какой-либо результат расследования этих уголовных производств не приведет к направлению дела в суд. Даже если я ошибаюсь, и она будет направлена ​​в суд каким-либо другим органом, то этим судом точно не будет Высший антикоррупционный суд, поскольку ни одна из статей не является коррупционной, а значит, не подследственная НАБУ и не подсудна ВАКС. Мы же сами говорим о том, что всем следует соблюдать требования статьи 216 Уголовного процессуального кодекса Украины относительно подследственности.

Во всех этих эпизодах прокурор определил подследственность по другому органу досудебного расследования в соответствии с требованиями УПК РФ.

— А где телефон Венедиктовой? И если я не ошибаюсь, он как доказательство находился в подразделении Александра Омельченко. Наверное, госпожа посол, читая это сейчас, чувствует себя победительницей. А Банковая может гордиться тем, что сдержала слово. Что чувствует общественность, комментировать не буду.

— Да, такое производство действительно существует, зарегистрировано, кажется, в январе 2022 года. И в нем действительно есть телефон, он не принадлежит предыдущему генеральному прокурору, но на нем, согласно материалам уголовного производства, должен быть сохранен ряд записей, касающихся разговоров предыдущего генерального прокурора. Содержание этих разговоров мне в настоящее время неизвестно.

После моего назначения на должность я изучал и заслушивал все уголовные производства, и во время заслушивания отдела Омельченко было установлено, что в одном из производств, внесенном в Единый реестр досудебных расследований по факту вмешательства, но уже в деятельность генерального прокурора, есть телефон, на котором есть записи разговоров, которые неустановленные лица использовали якобы для воздействия на предыдущего генерального прокурора.

Во время заслушивания выяснилось, что телефон находится вне САП и НАБУ. По версии прокуроров, он хранился подальше от Киева из-за войны. После того как через несколько дней телефон все же появился в материалах уголовного производства, он был заблокирован, а пароль от телефона исчез. По объяснениям прокуроров, они либо не слушали записей, прежде чем направить на экспертизу, либо просто забыли их содержание.

Эксперт Киевского научно-исследовательского института судебных экспертиз (руководитель Александр Рувин. — И.В.), который проводил экспертизу, также не помнит пароля от телефона, содержания разговоров, которые были на записях, не напоминает, и почему содержание разговоров не отразил в самой экспертизе, объяснить не может.

Детективы подразделения НАБУ (речь идет о подразделении под руководством Бориса Индиченко. — И.В.), которые осуществляли досудебное расследование в этом производстве, как и их руководители, также ничего не смогли объяснить как по телефону, так и по производству в целом. Происходило это еще до назначения нового директора бюро.

После установления этих фактов группа прокуроров и группа детективов были изменены, а телефон передан в НАБУ для разблокирования. В настоящее время, по моей информации, по делу самого бывшего генерального прокурора так и не допросили о деталях и обстоятельствах. Телефон уже разблокирован, и мы должны установить содержание записей, их подлинность и отсутствие несанкционированных вмешательств в телефон, чтобы изменить или заменить указанные записи, расследование продолжается. Но в деле действительно очень много странных совпадений, даже больше похожих на закономерности. Поэтому не исключено, что по этому делу придется расследовать действия детективов и прокурора.

— Спасибо. Давайте поговорим об Одессе. Здесь тоже есть о чем. Подозрение Геннадию Труханову в рамках дела Бориса Кауфмана – Александра Грановского будет?

— Анонсировать сообщения о подозрениях я точно не буду. Дело расследуется. Мы фактически дорабатываем то, что у нас оставалось, и переходим к завершению следствия. Будут ли вообще еще подозрения в этом деле? Я думаю, пока нет.

— Еще со времен Александра Ангерта и Владимира Галантерника известно, что мэр Труханов очень осторожный бизнес-партнер. И, конечно, он не посещал бункера Кауфмана. Туда ходил его «правая рука» – Михаил Кучук. И еще два заместителя. О чем мы, кстати, обстоятельно написали буквально несколько дней назад. И они не заговорили в рамках соглашения со следствием? Как и застройщики, подписывавшие «меморандумы» на десятипроцентный откат с Кауфманом и Грановским.

— В этом уголовном производстве работает очень сильная группа детективов, оно действительно активно расследуется, не стоит на месте, но больше деталей я раскрыть не могу, чтобы не повредить следствию.

Для того чтобы мы были более эффективными в таких делах, как это, важно перезапустить институт соглашений. Мы хотим иметь возможность заключать сделки с фигурантами, чтобы дойти до конечных бенефициаров и выгодоприобретателей коррупционных схем и максимально «закрепить» их. Ибо в большинстве своем есть иерархия и есть человек, который контролирует весь процесс. Но мы достаем до каких-то менеджеров и заместителей и очень часто не достаем верхушки. Законодательство выписано так, что менеджер подписывает соглашение со следствием об изобличении выгодоприобретателя, но с возможностью получить наказание в виде семи лет лишения свободы. На такие условия сделки мало кто идет, вернее, никто не идет. Это рождает круговую поруку. Требуется возможность применять ниже наказания, чем предусмотренное санкцией статьи по коррупционным преступлениям.

Но могут быть злоупотребления со стороны прокуратур, которые, подписав соглашения, массово начнут освобождать от ответственности.

— На это есть судебный контроль, проверяющий и общественные интересы, и законность применяемого или предлагаемого в соглашении наказания. Этот инструмент работает во всем цивилизованном мире.

— Кауфман часто посещал Банковую, а экспредседатель СБУ Иван Баканов в свое время по поручению президента помог владельцу «Тедис Украина» в разрешении конфликта с Антимонопольным комитетом Украины в истории о 3,4 миллиардах гривен, на которые АМКУ оштрафовал табачную компанию осенью 2019 года. Я о том, что не бывает законсервированной на уровне города или региона коррупции. Вы как-нибудь отслеживаете другие возможные линии? Слева, справа, вверх? Может Кауфману будет выгодно заключить соглашение и на существующих условиях?

— Расследование ведется по факту совершенного преступления, а не по конкретному лицу. Это несколько иная ситуация. Мы не можем взять личность и искать, какие возможные преступления она никогда не совершала. У нас есть конкретная деятельность определенной преступной организации, вымывавшей средства из городского бюджета Одессы. Вот мы этот факт расследуем и в рамках этого производства сообщили лицам о подозрении.

– Возвращаясь к «везунчику» Труханова. В деле «Краян» у него не все так гладко. Хотя, тоже как посмотреть. У нас суды по заказу офиса президента Украины отстраняют от должностей мэров: один вывез за границу жену на служебном авто, другой выписал финансовую помощь помощнице, которая до этого внесла 24 тысячи гривен в его избирательный фонд. Но это в Чернигове и Ровно. А вот в Одессе того, кто завод прибрал к рукам и плюс может влиять на следствие, нет. САП собиралась делать в ВАКС представление о отстранении мэра Одессы от должности. Почему не сделали этого? Более того, почему Труханову сняли браслет? Заботилась ли САП о продлении чиновнику меры пресечения?

— Это одно из тех производств, которые зависели в суде. Очень долго не проходит подготовительное судебное заседание. По разным причинам. Мы их проанализировали. Прокурором был подготовлен ряд ходатайств, часть из них удовлетворена. Кстати, нескольким обвиняемым были изменены меры пресечения, и мы надеемся, что в связи с такими мерами это дело начнет слушаться. Но не думаю, что единственная причина затяжек – нагрузка на суд. Мы в этом направлении тоже работаем, будем активизировать линию рассмотрения дел в суде.

Относительно отстранения. Здесь также необходимо доказать риски и навести им надлежащее обоснование. Пока мне трудно сказать, каким образом мы будем действовать в этой ситуации, будем смотреть на поведение участников процесса. То есть, если действительно будут подтверждаться риски влияния на ход дела именно с использованием занимаемой должности, будем принимать меры.

Относительно меры пресечения прокурор заблаговременно, а именно 16 июня 2023 года, обратилась с ходатайством о продлении срока действия обязанностей, однако это ходатайство судом так и не было рассмотрено, поскольку один из судей коллегии находился в отпуске. Срок действия обязанностей истек 5 июля 2023-го. Будем инициировать перед судом повторное возложение обязанностей обвиняемого.

О ЗАВИСШИХ ДЕЛАХ, «БОЛЬШОЙ СТРОЙКЕ» И ЭКСПЕРТИЗЕ КАК ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДИВЕРСИИ

— «Краяне», ОАСК, Злочевский, Альперин, «Приват», «янтарное дело»… Еще немного, и известные на всю страну фигуранты этих дел окончательно поверят в безнаказанность.

— Да это проблема. Есть дела, где за более чем 3,5 года не состоялось даже подготовительное заседание суда. Есть разные случаи срыва заседаний ВАКС, которые мы также проанализировали. У нас было много совещаний с процессуальными руководителями этих дел, плюс там менялись прокуроры, потому что тех, кто поддерживал обвинение, мобилизовали. Но надеемся, что дела будут активизированы. Кстати, дела в отношении завода «Краян» (подготовительно длится более 2,5 лет) и янтаря (более 3,5 лет) слушает та же коллегия ВАКС.

— Это намек на качество коллегии? Вы как-то общаетесь с председателем ВАКС на эту тему?

— Мы не подвергаем сомнению добродетель какой-то коллегии ВАКС. Насколько мне известно, ВАКС постоянно выходит с определенными инициативами в парламент, чтобы усовершенствовать законодательство и сделать невозможным затягивание судебных разбирательств. Суду требуются действенные инструменты.

— То есть мяч на поле профильного комитета, где руководит Ионушас и где, кстати, второй год лежит законопроект №5661, который частично решает эту проблему?

— У нас есть ряд наработок и рецептов, и знаю, что у ВАКС также есть, но пока выглядит так, что эти вопросы не актуальны для парламента.

— Очевидно, что Одесса не исключение из правил. Но как все масштабно? Сколько рассматриваете местные истории? Дотянулись ли руки детективов до теневого офиса Киева, которым руководит известный питомец Черновецкого Денис Комарницкий? Который, кстати, экономически устраивает и Кличко, и Ермака.

— Уголовные производства по коррупции на местном уровне открыты во многих городах. Их активно расследуют. И речь не только об областных центрах, но и о меньших городах, также подследственных нам.

— То есть, посетителям бункеров по всей стране стоит об этом помнить?

– Да. Но и мы должны не забывать, что эта ситуация может стать еще более масштабной и циничной, когда будут заходить средства на восстановление не только под крупные государственные программы, но и под крупные города. Поэтому нужно быть готовым расследовать большее количество таких фактов.

— Дело Резниченко-Голика-Тимошенко в пределах кейса Днепровской ОВА. Список причастных правильный? Здесь перспектива есть?

— В рамках этого производства сейчас проводят ряд экспертиз, чтобы установить возможный размер причиненного ущерба. Круг всех причастных лиц только устанавливают. Потому больше о деле не могу сказать ничего. А перспектива зависит от того, какие доказательства мы соберем. И она почти в каждом деле.

– Но в каждом деле происходят «ливни».

— Такие риски больше угрожают делам, которые начинают негласно документировать. Например, взятки и т.д. Вот даже по делу по подозрению председателя Тернопольского областного совета и двух заместителей председателя ОВА этой же области в получении неправомерной выгоды у нас была утечка информации. Поэтому определенный период времени пришлось ждать, чтобы усыпить бдительность. И это сработало — фигуранты вернулись к преступной деятельности, уже после этого мы реализовались. Но все равно, по моему мнению, эта утечка помешала нам задокументировать причастность еще одного высокопоставленного чиновника. Кстати, источник утечки так и не установили. К сожалению, такое случается довольно часто из-за того, что САП не является независимым органом и у нас до сих пор нет независимого прослушивания фигурантов. Но там, где уже зафиксирован факт, официально идет следствие, риски навредить не столь велики.

— А «Большая стройка» почти с тем же кругом лиц?

— Здесь все упирается в экспертизу. Проведение экспертиз в строительно-технической или земельной сфере является самым сложным, поскольку они продолжаются дольше и очередь за ними самая большая. В настоящее время эксперты масштабно привлечены к оценке повреждений в рамках действия закона о компенсации разрушенного или поврежденного жилья. Сложности были и до войны — очередь стояла на годы вперед, но сейчас их еще больше.

— А сроки истекают… Что с этим делать? С заказной экспертизой, с очередью без приоритетов? С рувиными? Это уже давно диверсия на государственном уровне.

— Это вопрос больше не ко мне, а к министру юстиции. Это министерство аттестует экспертов и наблюдает за качеством работы экспертных учреждений. Но не думаю, что у государства есть какие-то объективные причины, чтобы за столько лет не навести порядок в этой сфере. Проблемы для всех сторон очевидны. Мы назначаем экспертизу в одном учреждении, а защиту в другом. В итоге по одному делу есть несколько экспертиз. Часто с взаимоисключающими выводами. Плюс в разных производствах, в разных органах по тому же факту также продолжаются экспертизы. Это хаос и поле злоупотреблений.

О КПК, КОТОРЫЙ НЕ НАКАЗЫВАЕТ, ВНУТРЕННОСТЬ ВЛАСТИ И ПРОБЛЕМЫ ЭКСТРАДИЦИИ БАХМАТЮКА И КО

— Вот вы говорите о возобновлении и возможном росте количества злоупотреблений на деньгах доноров. Но нужно быть готовым реагировать на это не только антикоррупционный блок, который насчитывает чуть более двух тысяч борцов с коррупцией в НАПК, НАБУ, САП и ВАКС. У нас еще 150 тысяч работников правоохранительной системы и прокуратуры. В реформировании которых, как и в честных экспертных учреждениях, действующих на базе МВД, власти не заинтересованы. Это же выгодно: только надо решать что-то с мэром — натянул поводок, и силовики пошли по кабинетам, порешал — отбой. Ручное управление силовиками – основа для появления таких кейсов, как в Одессе.

— Чтобы правоохранительная система работала должным образом, нужно, чтобы руководителями правоохранительной системы были люди, назначенные по результатам независимых конкурсов. Чтобы человек приходил на должность и никому ничего не был виноват. Чтобы у нее не было никаких условных обязательств перед кем-либо, кто ее назначил или рекомендовал на эту должность. Тогда она будет работать. К тому же правоохранительной системе нужно дать действительно работающее уголовно-процессуальное законодательство.

– Здесь стоит подробнее.

— Нужен действенный механизм, чтобы лицо, совершившее преступление, можно было привлечь к ответственности и восстановить нарушенное право. У нас эта система нерабочая, потому что длительное время в УПК в ручном режиме вносили изменения под конкретную ситуацию, конкретное дело и личность. После этого и появились правки о сроках в расследованиях, которые в принципе нигде в мире не встречаются. Речь идет о сроках следствия по фактовым уголовным производствам. То есть зарегистрировано уголовное производство по факту совершения какого-либо преступления, есть определенный срок для его расследования, но если вы в этот срок не установили лицо, совершившее это преступление, или не успели собрать все доказательства по делу и следователь судья не продлил этот срок, дело имеет быть закрыт. И ее фактически закрывают и преступление не расследуют дальше, никто не виноват, и не важно, что суммы ущерба могут быть на миллиарды.

На мой взгляд, сроки следствия в таких уголовных производствах могут ограничиваться только сроками давности привлечения к уголовной ответственности, как в остальных цивилизованных странах. Наличие таких сроков порождает разную практику в порядке их исчисления в различных уголовных производствах и в различных ситуациях — во время объединения производств, после отмены постановления о закрытии, в условиях военного положения и до него.

Это нонсенс. Сначала меняют то, что менять не нужно было, а потом еще и «совершенствуют»… Так поступал предыдущий парламент, так же поступает и нынешний. Уже была попытка внести изменения в статью 364 УПК, что похоронило бы половину наших дел и позволило безнаказанно злоупотреблять.

— Это вы о законопроекте №8235, среди авторов которого тот же председатель правоохранительного комитета Сергей Ионушас?

— К несчастью. Речь идет не столько о самом законопроекте, сколько об отдельных правках к нему, представленных уже в процессе рассмотрения до второго чтения, насколько я понимаю. Но здесь не нужно ничего совершенствовать, нужно просто отменить сроки следствия по фактовым уголовным производствам. И все станет на свои места. Как и для того, чтобы сделать невозможным затягивание дел, нужно уточнить лишь несколько норм в УПК.

— Есть еще одна проблема: в каждом затянутом деле есть фигурант, который скрывается за границей. Однако здесь уже не правоохранительный комитет, а международные партнеры имеют странную позицию.

— Есть две причины отказа в экстрадиции. Во-первых, ненадлежащие условия содержания заключенных в Украине. Европейские суды ссылаются на то, что это нарушение Европейской конвенции по правам человека. Во-вторых, с началом войны добавилось, что государство не может гарантировать безопасность на своей территории. Никто не застрахован от того, что в какой-то момент куда-нибудь может прилететь ракета.

– И какие варианты? Трех человеческих жизней не хватит, чтобы мы перестроили свою пенитенциарную систему.

— Можно гарантировать от имени государства, что экстрадированных будут содержать в надлежащих условиях, и приглашать инспекторов, которые это будут проверять. Что касается войны, то можно гарантировать, что фигурантов этих дел будут содержать в западных областях Украины. У нас есть Закарпатская область, где не было обстрелов. Мы на любых площадках всегда говорим об этом с представителями других стран. Наши самые большие проблемы – экстрадиция и возврат активов. Возврат активов возможно после того, как у нас есть окончательное решение суда. А экстрадиция преступников для нас – гарантия неотвратимости наказания. Иначе ты можешь совершить коррупционно тяжкое преступление в Украине, уехать, и тебя никогда не экстрадируют. Здесь нужна жесткая позиция государства, и у нас для этого есть железный аргумент: одно из условий вступления в ЕС и НАТО — эффективная борьба с коррупцией. Без реально действенного механизма экстрадиции мы занимаемся имитацией.

— По всему интервью у нас идут постоянные отсылки то в профильный комитет, то к власти, то к государству. И все – в молоко. На кого антикоррупционный блок опираться в своей борьбе?

— Единственным и неизменным партнером у нас было гражданское общество, определенные общественные организации, а также международные партнеры, которые видят наши проблемы и ведут переговоры со своими правительствами.

— То есть в государстве внутренней площадки, на которой бы действенно обсуждали антикоррупционные инструменты и совершенствование законодательных процедур, сегодня нет?

– Я не вижу. Мощности антикоррупционного комитета без поддержки профильного для решения проблем, к сожалению, не хватает, хотя антикоррупционный комитет способствует нам в пределах своих полномочий. В любом случае, если и есть еще какая-то площадка, нас туда не приглашают, поскольку САП не является отдельным институтом. Даже обсуждение законопроектов проходит мимо нас, ведь мы просто структурное подразделение. Если и приглашают, то Офис генерального прокурора или НАБУ.

О ЗАВИСИМОСТИ САП, ОТКЛОНЕННОМ ЗАКОНОПРОЕКТЕ И НЕРАБОЧЕЙ РАБОЧЕЙ ГРУППЕ В ПРОФИЛЬНОМ КОМИТЕТЕ

— Одно из требований МВФ к Украине — именно усиление автономии САП. Сейчас мы с вами коснулись: — Я не вижу. Мощности антикоррупционного комитета без поддержки профильного для решения проблем, к сожалению, не хватает, хотя антикоррупционный комитет способствует нам в пределах своих полномочий. В любом случае, если и есть еще какая-то площадка, нас туда не приглашают, поскольку САП не является отдельным институтом. Даже обсуждение законопроектов проходит мимо нас, ведь мы просто структурное подразделение. Если и приглашают, то Офис генерального прокурора или НАБУ. глубинных проблем, которые есть в правоохранительной системе, и частью которой САП административно и процессуально. Каков у вас план стать полноценным и самодостаточным звеном антикорблока?

— То, как мы видим реформирование САП, изложено в законопроекте №8402, поддерживаемом антикоррупционным комитетом и его председателем Анастасией Радиной. Она же одна из авторов законопроекта. С 2015 года в законодательстве по САП ничего не менялось. Конечно, невозможно было сразу сделать все совершенно. Но за эти годы обкатаны практически все процессы. Поэтому каждый шаг, который мы предлагаем в своем плане, у нас есть аргумент: вот здесь не работало и это нужно сделать, чтобы заработало.

Если мы говорим о конкурсах на должность как главы САП, так и прокуроров, то должны понимать, что условия отбора далеко не идеальны. Если говорить о прокурорах САП и руководителях отделов, нам необходимо иметь реалистическую оценку их деятельности. Чтобы не было так, что один прокурор качественно десять дел расследует, а второй — вдвое меньше.

Если смотреть еще шире, то САП должен пройти через реальную реформу, стать независимым юридическим лицом, где можно проводить независимый аудит. Вот говорят, что Клименко неэффективен, работает плохо, давит на прокуроров. Что делать? Кого слушать? Только независимая комиссия, которая проведет независимый аудит, как это возможно в НАБУ и других органах власти. Но пока невозможно в САП. То есть я хочу, чтобы в законодательстве появилась норма о действительно независимой комиссии, которая пришла, проверила, составила отчет по результатам аудита, и чтобы этот отчет был основанием для увольнения, если руководитель неэффективен по прозрачным и понятным обществу критериям. Точка.

— К сожалению, даже в конкурсе на должность директора НАБУ, где были почти идеальные условия и преобладающий голос международных экспертов, во время обкатки произошли неожиданности.

— Нет ничего идеального, поскольку всегда есть человеческий фактор. Но система должна быть построена правильно. Плюс о результатах конкурса на должность директора НАБУ можно будет судить, по меньшей мере, через год. Однако все решения этого конкурса были приняты в соответствии с порядком и в сроки, определенные законодательством. А конкурс на руководителя САП длился почти два года. Причин его перманентного откладывания никто не понимал. Все это время САП, по сути, не имел независимого руководителя. Ведь говорить о независимости генпрокурора, который по закону исполняет обязанности главы САП в его отсутствие, просто невозможно. Генеральный прокурор – политическая должность. И фактически органом, который априори должен быть независимым, руководит лицо, назначенное политически. Поэтому если мы реально боремся с коррупцией, а не делаем вид, оставлять САП под крылом ОГПУ недопустимо.

— Где самый проблемный участок под крылом?

— Конфиденциальность. Да, мы даже в этих пределах достигли определенных результатов. Если раньше из десяти производств два проходили успешно, то сейчас уже четыре из десяти — точно без ливней. Но шесть — это всегда критическая утечка. И это большая цифра. В условиях ограниченных возможностей находить источники ливней информации трудно. Если у НАБУ есть управление внутреннего контроля и там могут проводить проверки добродетели, у нас с этим гораздо сложнее. Чтобы определить, что утечка точно не от САП, нам нужно провести проверку. Для этого нужен инструментарий и отдельное подразделение, которое будет этим заниматься. У САП такого подразделения нет, мы структурное подразделение Офиса генерального прокурора и пользуемся всеми инструментами ОГПУ.

Аналогичная ситуация с регистрацией корреспонденции. Если вы принесете в САП какой-нибудь документ или заявление, то их сначала перевезут на Резницкую, там зарегистрируют и только потом вернут нам. И здесь, мягко говоря, есть определенные нюансы. Плюс бюджет. Да, формально у нас отдельный бюджет, но мы фактически им не распоряжаемся. У нас нет ни бухгалтерии, ни подразделений, осуществляющих закупку и т.д.

— Каких недостает инструментов, чтобы откорректировать коллектив так, чтобы он отвечал задачам САП? Предусмотрена ли в законопроекте переаттестация работающих прокуроров?

— Переаттестации нет, но предусмотрено введение определенной системы оценки работы прокурора. То, что есть сейчас, — формальная и привязанная больше к тому, какую премию будет получать прокурор. То есть, сегодня нет четких критериев оценки КПД работников. Плюс мы считаем возможным для себя ввести систему автоматического распределения дел между прокурорами. Что на фоне ужесточения ответственности прокурора обеспечит их полную независимость в рамках выполнения поставленных перед САП задач.

Но это все о будущем. Сейчас есть коллектив САП, который был сформирован к моему назначению. Мы только добрали в конце прошлого года семь новых должностей. 13 прокуроров служат в рядах ВСУ, что создает огромную нагрузку на каждого прокурора. Но пока глобальных проблем, которые были до назначения руководителя, в коллективе нет. Нет постоянных войн с НАБУ по каждому уголовному производству. Есть общее понимание задач, которые уже являются большим достижением.

Эффективно работаем? Учитывая тот ресурс, который у нас есть, эффективно. Можем работать более эффективно? Да, можем! Для этого и нужен ряд законодательных изменений. Ведь главный результат работы антикорблока – приговоры виновным в коррупции. Уже очевидно: чтобы наши дела двигались быстрее, нужно увеличить количество судей ВАКС. Поскольку только за последний год их нагрузка выросла на 35 процентов. И оно будет постоянно расти, потому что в суд мы направляем больше дел, чем они рассматривают.

Есть несколько вариантов увеличения пропускной способности антикорсуда. Можно либо создать больше коллегий, либо предоставить им возможность в суде первой инстанции рассматривать дело единолично. То есть это фактически увеличит количество заседаний втрое. И если это произойдет, САП нужно также успеть увеличить штат, поскольку нынешним коллективом мы не сможем перекрыть все заседания.

Плюс будущая реорганизация НАБУ в случае, если удастся провести законопроект по НАБУ, увеличив штат бюро и создать собственное экспертное учреждение. САП и качественно, и количественно следует соответствовать в контексте будущих изменений. Если думать о результате, конечно.

– Но всех этих аргументов для профильного комитета оказалось недостаточно? Законопроект о реформе САП, которого ждет даже МВФ, был отклонен именно на его уровне.

– Да. Когда мы пытались разработать лучшую модель существования САП, то привлекали определенных международных экспертов, включая Европейскую антикоррупционную инициативу. Такая модель была найдена и изложена в законопроекте №8402. Почему его не поддержали? По-видимому, потому, что никто не хочет институционального и процессуального независимости САП. Мы предлагаем увеличить полномочия САП плюс предоставить возможность руководителю САП вносить в ЕРДР сведения о народных депутатах. А это уже удар по политической коррупции.

— К сожалению, никакого дела о политической коррупции в парламенте не было расследовано. Ни один конверт финансовой помощи депутатам от правящей партии не стал доказательством в суде. Эксдиректор НАБУ Артем Сытник говорил о системных ливнях. Вы, в сущности, говорите о блокировании расследований на уровне генпрокурора.

— Здесь и сложность документирования этого вида преступлений, и ограниченный инструментарий, который у нас есть. В основном проблема заключается в оперативной работе, в том, насколько эффективно и качественно ее можно провести. НАБУ на сегодняшний день не имеет возможности самостоятельно осуществлять прослушивание. То есть все имеющиеся дела — без применения этого инструмента. Мы не прослушиваем телефоны.

— Каков процент возможной реализации эффективности сейчас? И что было бы, если бы этот инструмент был у НАБУ и работал?

— Я не могу раскрыть вам все существующие формы и методы работы. Но нам бы точно помогло предоставление полномочий руководителю САП вносить в ЕРДР данные о народных депутатах. Поскольку на сегодняшний день мы их не вносим. Готовим и инициируем перед генеральным прокурором.

— И как часто генеральный прокурор отказывает в САП?

— Пока из того, что готовила САП, не было такого случая.

— А из того, что готовило НАБУ? Приведите примеры, которые позволяют вам утверждать, что ОГПУ блокирует внесение в реестр такой информации.

— НАБУ это делает непосредственно в ОГПУ, эти цифры мне неизвестны. Но если мы хотим громких дел о политической коррупции, информация о начале и ходе таких дел должна оставаться в стенах НАБУ и САП.

— Вы обсуждали с господином Костиным эти вопросы? Как вообще генпрокурор воспринимает амбицию по поводу полной независимости САП?

— К сожалению, подробно мы не обсуждали пункты законопроекта или возможные изменения. Генпрокурор стоит на позиции, что к реформе САП следует возвращаться после окончания войны и нашей победы. Чтобы потом отрабатывать лучшую модель работы. Но я считаю, что это ложный путь. НАБУ, САП и НАПК, как и все органы государственной власти, должны быть готовы к процессу восстановления. А не начинать готовиться, когда уйдут деньги и начнется восстановление.

Но это не просто мое мнение или амбиция. Это один из инструментов, обеспечивающих доверие международных партнеров к Украине. Они должны видеть, что антикоррупционные органы эффективно работают, защищают средства, а не имитируют бурную деятельность. И за примерами далеко ходить не надо. После отклонения профильным комитетом законопроекта №8402 по инициативе его председателя было принято решение о создании рабочей группы с участием международных экспертов. К нам уже несколько раз поступало предложение предоставить кандидатуру для работы в группе. Мы предоставляем, но группа никак не заработает.

— И все же проанализировав проблемы института и возвращаясь к началу нашего разговора. Я не верю, что вы не переживаете по поводу конфликта с Омельченко. Относительно отношений с НАБУ. Относительно роли и места САП в антикорблоке. С чем вы засыпаете сегодня?

— Конечно, переживаю. Я ведь человек. Но как профессионал я уверен, что на этом посту исполняю свои полномочия добросовестно и добросовестно, поэтому здесь мне переживать не за что. Главной задачей вижу, чтобы мы смогли реформировать САП и антикорпрокуратура стала независимым институтом, на который нельзя повлиять ни изнутри, ни извне. Будем ли мы показывать результаты? Да. И я уверен, что даже до конца года у нас будут очень интересные дела.