Ярослав Разумов: большая китайская демография и наш маленький интерес

Пока внимание мира занимают талибы, пандемия, политическая борьба в США, мы, возможно, упускаем процесс, который способен больше всего остального сказаться на будущем человечества. Не меньше, чем изменение климата. Я имею в виду демографическую динамику в Китае.

При слове «Китай» сегодня первая возникающая ассоциация – экономические успехи, стремительный рост. Потом – огромное население. Но всего 30 лет назад первого пункта в этом ряду не было, а второй был всегда.

Знаменитый французский географ Реклю, написавший в конце 19-го века огромный труд «Земля и люди. Всеобщая география», оценивал количество китайцев в начале нашей эры порядка 60 млн. человек. А современное ему население Китая приблизительно в 400 млн. Были и другие оценки, но все вокруг этой цифры, точной статистики тогда не было. Для сравнения: тогдашнее население России – 132 млн., США – 76 млн. Если бы не огромные потери от голода, стихийных бедствий и, особенно, гражданских войн в течение 19-го века, в начале 20-го века китайцев было бы 660 млн. Большую часть прошлого столетия страна провела в войнах и коммунистических экспериментах, приводивших к массовому голоду с большими жертвами, и, тем не менее, население росло. Когда Дэн Сяопин начал реформы, в стране был 981 млн. Этот экскурс нужен, чтобы показать, что многолюдье для Китая было не случайностью, а имманентным качеством. Которое определяло всю историческую, культурную, экономическую специфику.

Я впервые побывал в КНР в 1997 году, сразу в Шэньчжэне и Чжухае, визитных карточках успешных экономических реформ. Впечатление было шоковое, даже США не производили такого (если знать исторический контекст). Где были истоки стремительного прогресса? Аналитики говорили о правильно выстроенных реформах, о иностранных инвестициях и помощи диаспоры, о низкой стоимости рабочей силы. Даже о конфуцианской этике. Все это так, но – где основы этого?

Изучая китайскую историю, пришел к выводу, что они – в постоянно огромном населении. Она создавала постоянно высокую конкуренцию, а та формировала уникально высокий уровень таких качеств, как терпение и трудолюбие. «Среднестатистический» китаец был готов всю жизнь очень много работать и довольствоваться малым, иначе приходилось погибнуть. Многовековой, даже тысячелетний, естественный отбор. Утрирую, но вряд ли сильно; китайская история дает много подтверждений этому. То же конфуцианство могло вырасти в столь давнюю эпоху только на таком «фундаменте».

Вопрос – откуда это многолюдье? – очень интересен, но за пределами этой статьи. Коротко: кто-то видит причины в уникальной урожайности почв лёссовых плато, в историческом центре формирования нации. Кто-то в метафизике…

Но – у любой медали две стороны. И у большого населения есть и отрицательные качества. Когда Дэн Сяопин получил разоренную эпохой Мао Цзэдуна страну, было очевидно, что с ростом населения надо что-то делать: экономика и социальная структура современности, не те, что во времена императоров. Дэн пошел на беспрецедентный шаг: жесткую политику «Одна семья – один ребенок». И – китайские власти смогли сдержать рост населения.

Думаю, можно сказать, что это стало главным геополитическим событием 20-го века. Трудно представить последствия для всего мира, если бы было иначе.

Самому Китаю это позволило провести его сверхэффективные реформы: молодой и недорогой рабочей силы от прежнего времени осталось немало, а темпы роста социальной нагрузки снизились. Два образа – «Китайское экономическое чудо» и «Одна семья – один ребенок» — неразрывно связаны.

Но тут опять надо вспомнить про две стороны медали (наверное, в демографии этот принцип срабатывает так жестко, как нигде больше). К началу 21-го века сказались отрицательные последствия ограничений. Население начало стареть, проявился резкий гендерный перекос. Социально-психологические эффекты пугали аналитиков: «как поведет себя поколение «маленьких императоров», когда вырастут?». Китай стал терять главное экономическое преимущество – изобилие дешевой рабочей силы. Руководство страны называет демографическую ситуацию «угрозой национальной безопасности Китая».

Сейчас можно задаться вопросом: неужели китайские власти, запуская политику ограничения, не могли это предусмотреть? Но просчитать результаты и, главное, сроки столь сложных процессов не может никто, даже китайцы. Расхожая поговорка что «Китай мыслит на перспективу веков и тысячелетий», это только публицистически красивая присказка. Дэн Сяопин решал конкретные задачи, на обозримом горизонте. Да и что было тогда делать китайским властям? Думаю, даже зная последствия от ограничений через 20-40 лет, они не отказались бы от этой политики в 1980-х.

Сегодня этот вопрос – «что делать с населением?» для Пекина вновь крайне актуален, уже с другой стороны. Но эффективного ответа не видно. С 2016 года разрешено иметь 2-х, а с июня 2021 – 3-х детей. Но китайцы не спешат пользоваться послаблениями, рождаемость каждый год снижается. Власти с минувшего лета запускают политику субсидирования государством рождения второго и третьего дитя. Сработает ли? Реально ли ощутимо скорректировать эффект от утраты той, традиционной, психологии? Я не демограф, и не социальный психолог, но думаю, что это вряд ли возможно в серьезном масштабе. Хотя – это Китай, он не раз в истории делал то, что у других не получалось.

Как демографические процессы в Китае повлияют на остальной мир? Получится ли адекватно распределить «мировой сборочный цех» по другим странам? Какие геополитические проекции будет иметь китайская демографическая динамика? Этими вопросами экспертное сообщество должно активно заниматься сегодня. Особенно, в Казахстане. К сожалению, похоже, что этого нет. Мы, как всегда, отстаем от актуальной повестки.

Источник Ulys Media Group