Китайская демография: лед тронулся. Часть 1

По итогам 2022 года впервые за последние шестьдесят лет сократилось население Китая. Об этом рассказал Ярослав Разумов

Несколько лет назад в мировых СМИ прошла информация: в Индийском океане зародился новый континент, человечество последствия этого события ощутит очень нескоро, но когда-нибудь оно их почувствует очень сильно. Конечно, если не исчезнет раньше. Что-то подобное произошло в прошлом году, но не в геологической, а в социальной сфере, с предстоящей проекцией на геополитику и экономику, и практически на все: по итогам 2022 года сократилось население Китая.

Построим Дэну памятник?

Многие источники подчеркивают, что это первое сокращение за последние шестьдесят лет после того, как коммунистические реформы МАО Цзэдуна спровоцировали то, что «красные» эксперименты неизбежно несли повсюду: голод с огромным количеством жертв, и 1960 год страна закончила с демографическим минусом более трех миллионов людей. Это единственный случай в новейшей истории Китая. Но его последствия были перекрыты уже практически сразу: в 1961 году, хотя голод еще продолжался, был отмечен прирост населения, в 1962 он «прыгнул, как кенгуру», достигнув почти 18 млн, а в 1963 – более 22 млн. Больше таких цифр не повторялись, но вплоть до 2000 года ежегодный прирост превышал 10 млн человек (половина нынешнего Казахстана – для осознания масштабов). Введение в 1979 году жесткой и системной политики

Регулировать прирост населения в Китае пытались еще в 1950-х годах, но тогда ничего не вышло. Вышло у ДЭН Сяопина в 1970-х. Если бы не это, может быть, сегодня население Китая было бы минимум раза в полтора больше нынешнего и продолжало бы расти. И тогда геополитическая и экономическая картины мира были бы совсем другими. Особенно для стран, граничащих с Поднебесной. А может, к тому времени уже можно было бы говорить – «граничили». В этом смысле многие могли бы сказать о Дэн Сяопине ​​очень добрые слова, что он «человек века». И, например, назвать его именем проспект в Алматы или Москве. И вот уже при СИ Цзиньпине мы видим новые китайские демографические реалии, заложенные сорок лет назад при Дене – китайцев становится меньше.

От циновки к СЭЗ.

Я впервые оказался в Китае в 1997 году и сразу в Шэньчжэне и Чжухае, в китайских «визитных карточках» успешности их реформ. Уже тогда города поражали: транспортная инфраструктура, производственные площадки, парки, уровень сервиса в гостиницах и ресторанах вполне сопоставимы с американскими. А товары – несравнимо дешевле. Китайские чиновники и менеджеры в ответ на вопрос, как удалось добиться столь потрясающего успеха за очень короткое время, отвечали: свободные экономические зоны! Меня этот ответ не устраивал, поскольку СЭЗы в то время существовали во многих странах мира, но эффекта, хотя бы близко сравнимого с китайским, больше нигде не было. То же было и с объяснениями успехов дешевизной рабочей силы – а где в Азии или Африке она тогда не была дешевой? Но «шэньчжэнов», кроме как в Китае, нигде не было.

Здесь следует сделать отступление. Китайский рывок последних десятилетий ХХ века стал неожиданностью для всех, но для постсоветского пространства, пожалуй, больше, чем для других регионов мира. Те из нас, кому сейчас под 50 и более, росли совсем в другой ситуации: Китай ассоциировался не с экономическим успехом, а с крайней бедностью и эксцессами, типа борьбы с воробьями, затеянной коммунистическим руководством. Популярный анекдот 1970-х: «Китайцы продают два гарнитура, большой и маленький. Большой — две циновки и три портрета Мао Цзэдуна, маленький — одна циновка и два портрета». И представление о Китае как о бедной стране началось даже не с уловок коммунистических экспериментов. Моя прабабушка рассказывала, что до революции 1917 года был распространен бизнес: ездить на ярмарки в Китай, покупая там нити и шелковые ткани, а туда увозя всевозможные промышленные изделия, вплоть до гвоздей, ведер, серпов. Исторической справедливости ради надо сказать, что ХХ век в этом плане не типичен, в китайской истории были длительные периоды, когда экспорт из страны намного превышал импорт. Но потом китайцы «проспали» промышленную революцию, население продолжало расти, в ХХ веке после свержения монархии пришли десятилетия политической нестабильности и войн, а потом кровавая «вишенка на торте» — победа компартии. Несколько десятилетий нашим соседям было не до прогрессивного развития – выжить! — и в наших широтах закрепилось представление о Китае как об очень отсталой стране. Помню, как после поездки в Китай в 1997 году я рассказывал свои впечатления одному из руководителей тогдашней компании Казахойл и услышал от него: Да ну! Дура это все, моя теща там была, говорит, они все еще в земляных пещерах живут!». Вот буквально да.

На самом деле, эти «пещеры» — известное явление, и это феномен инженерной мысли и экологического подхода к строительству жилья в мягких грунтах в глубоких речных каньонах, вполне комфортных для своего времени. Через несколько лет, в другое путешествие в Китай, я их увидел. Кстати, и сегодня таковых живут, даже в Австралии. Но откуда было вчерашнему комсомольскому функционеру, вдруг в начале 1990-х ставшему нефтяным менеджером, это знать?

То, что такие неправильные, сбивающие с толку представления о Китае сохранялись, отчасти было связано с мощной антикитайской пропагандой времен Хрущева-Брежнева, а отчасти с тем, как мы увидели Китай впервые, когда он открылся. Заходил он на наш рынок с конца 1980-х из самого дешевого и некачественного ширпотреба, символом которого можно назвать ужасающие по дизайну и пошиву пуховики (в 1992 был у меня такой, жаль, не сохранил для «семейного музея!»). Не все сразу поняли, что есть и другой Китай, который просто тогда был нашему потребителю не по карману.

Вернувшись из первой командировки в Китай, я стал целью прояснить себе истоки китайского рывка. Российские и немногочисленные казахстанские китаисты отвечали на это следующим образом: уход от централизованной экономики, запуск рынка. Ну, это очевидно, но подобное в конце ХХ века произошло во многих странах, а китайский эффект не повторялся. Конфуцианская мораль и этика, сказала одна знакомая философ. При всей начальной спорности этой точки зрения тоже хотелось понять, почему именно в Китае возникло дисциплинирующее учение.

Так почему же китайские успехи так выстрелили?

Продолжение следует.